Как Верочка Стала Секретаршей Легкого Поведения

 Однажды Верочка (жившая, кстати сказать, на Кировском проспекте в пяти минутах ходьбы от Берлоги) пришла ко мне сама не своя. Оказывается, в их коммунальной квартире (несравненно, кстати, лучше приспособленной быть коммуналкой, чем Берлога, потому что дом был, как тогда говорили, Сталинский, и с самого начала спроектирован для Ленинграда, а не для Петербурга) в комнате прямо напротив Верочкиной подростала девочка Галя. Пока Гале было десять, одиннадцать, двенадцать, даже пятнадцать лет, она вся из себя была такая скромная была девочка, такая правильная, с косой до пояса и в отутюженной школьной форме. А как перешла в десятый класс, вдруг  срезала косы, встала на каблуки и начала водить к себе мужиков. То есть прямо с улицы приводила, иногда по три в день. И что самое неприятное – Верочка при этом сделала круглые глаза – при этом акте мама и бабушка в той же самой комнате находятся.

-          То есть как это? – удивился и я.

-          А вот так это. Они дверь всегда открытой держат, и видно, что у окна мама с бабушкой телевизор не отрываясь смотрят с утра до вечера, а на переднем плане, между дверью и телеэкраном, если смотреть из нашей комнаты, на кровати Галка с мужиками в простынях барахтаются.

Ну, мы с мамой и третьей соседкой, такой же интеллигентной ленинградкой, как и все мы (ну-ну – подумал я, продолжай, девочка)  терпели, терпели, а потом не выдержали и вызвали участкового. Пришел серьезный мужчина, суровый такой, акт составил, пригрозил Галине последствиями, дал повестку чтобы явилась на профилактику и ушел скрипя сапогами. Но с Галки как с гусыни вода. Галка как водила мужиков, так и продолжала. Иногда даже по трое одновременно приводила.

-          То есть как это? – удивился я.

-          А вот так это. Один в кровати, а два в очереди, на стуле в коридоре дожидаются. Как в поликлинике. Поэтому мы опять участкового вызвали, и он опять акт составил. И так раз десять. А время идет. И Галка растет. Заканчивает школу. И начинает заниматся своим промыслом профессионально. То есть двадцать четыре часа в сутки включая сон. Да да, она даже во сне работать не переставала; в этом смысле ее профессия, конечно, стоит совершенным особняком. А потом вдруг звонок в дверь. Стоит женщина в воротнике из лисицы, и заявляет довольно грозно, что участковый ее муж, и что он в настоящее время по ее данным, источник которых она рассекретить заранее отказывается наотрез, находится в нашей квартире у проститутки Веры Серовой.

            Я была так потрясена – сказала Верочка, что даже не сразу нашлась что ответить.

-          Я Вера Серова – говорю женщине с лисицей, улыбаясь от растерянности – Я Вера Серова и у меня нет вашего мужа. Мне он как-то ни к чему. И вообще я не проститутка. Вы это напрасно на меня наговариваете.

-          -Абслолютно и на редкость напрасно – подтвердил я, хотя в этом не было ни малейшей нужды.

Женщина с лисой на плечах пожала плечами, хмыкнула, оттолкнула Верочку, и войдя в коридор, уверенно открыла дверь в Верину комнату (“она знает расположение комнат в квартире” – с ужасом подумала Вера). И, не обнаружив в ней никого, заметно удивилась. Подумав, прошла в туалет, потом в ванную. Не обнаружив супруга и там, вернулась в комнату Веры, заглянула под кровать, потом в шкаф, потом на всякий случай за занавески на окнах, потом решительно высунулась из окна и посмотрела на асфальт под окнами, где также, очевидно, муж не обнаружился, после чего озадаченно села на стул не спросив разрешения, подперла подбородок кулаком, а-ля мыслитель Родена, и сказала:

-          Исчез, мерзавец. 

-          А с чего вы взяли, что ваш муж в нашей квартире? – спросила я.

-          С чего с чего? Да я по пятам за ним шла, вот с чего. Он в вашу парадную зашел. На четвертый этаж поднялся. Постоял постоял. Потом ему открыли и он вошел. Я десять минут подождала по часам – уж кто, кто, а я его физиологию знаю, на себе изучила.  И только тогда позвонила, чтобы наверняка застукать. Черного хода ведь у вас в доме нет?

-          - Нет.

-          Сама знаю, что нет. Значит, он где то здесь. Не из окна же он по веревке спустился…

Тут дама с лисицей по собачьи принюхалась, и стала тревожно озираться, Но постепенно сдалась, размякла и задумчиво уставилась в даль сквозь открытую в коридор дверь. После чего глаза ее стали медленно округляться, пока не стали круглыми как блины. Потому что взору ее предстало происходящее в комнате напротив нашей. И от того, что увидела (а увидела она, надо думать, не только смотрящих телевизор маму и бабушку) дама с лисицей открыла рот. Потому что увидела она (а за ней и я по ее требованию) на кровати в трех метрах от себя своего собственного голого мужа, над которым наездницей скакала Галка, размахивала воображаемой нагайкой и пела: “Мы красные кавалеристки и про нас былинники речистые ведут рассказ…”

-          Какая прелесть! – мягко улыбнулся я, чтобы не возбуждать без нужды и без того находившуюся почему-то на грани плача Верочку. – А она талантливая, эта твоя Галка! Далеко поскачет!

-          Поменьше бы таких талантливых, – пробурчала Верочка. - Проходит недели две. И вот сегодня, почти что в конце рабочего дня, когда закончилось совещание, зовет меня проректор в свой кабинет, закрывает дверь на ключ, вынимает из среднего ящика стола бумагу и дает мне.

-          Тут – говорит –Верочка, на тебя телега пришла. Ты только, пожалуйста, не пугайся.

Когда он сказал, чтобы я не пугалась, я уже чуть сознание не потеряла. А потом взяла себя в руки, в руки бумагу, читаю -  и чувствую что умираю. Потому что бумага эта из милиции, и в ней черным по белому напечатано, что сотрудница университета Серова Вера Николаевна вот уже более года состоит на учете как женщина легкого поведения. Предствавляешь? На имя ректора. То есть это позор на весь университет.

-          Так ты теперь проститутка?! – присвистнул я. И нервно захохотал.

-          Слова проститутка там не было, наверное потому, что в нашей стране как всем известно, официально проституции нет поскольку социальная база для проституции уничтожена. но всего остального – выше крыши.

-          Ну, насчет позора на весь университет я бы не преувеличивал. Но что же это все таки значит? Откуда, как говорится, ноги растут?- посерьезнел я.

-          Вот и проректор меня спросил, откуда ноги растут? А я сама не знаю, что же это значит. После работы пошла к жене этого участкового, потому что получается, что мы с ней вроде товарищей по несчастью. А от нее прямо к тебе. Она баба энергичная стала звонить туда сюда, и кое что узнала про нас обеих.

-          Обеих?

-          Ну да, обеих. Нас общее несчастье спаяло. Эта жена учаскового меня потом оставила чай с вареньем пить,  и долго распрашивала в подробностях, что я еще из своей комнаты видела нехорошего. И после каждого случая, который я вспоминала, говорила очень серьезно: надо будет попрововать. И почему то облизывала ложечку.

-          Сексуальные проблемы этой милиционерши меня как то волнуют не очень сильно, Верочка. Но о тебе-то она хоть что нибудь узнала? Или все про способы потенциальной жизни с мужем спрашивала и ни о чем более? – нетерпеливо спросил я.

-          Еще как узнала! Ты только послушай: оказывается, этот участковый муж оправдывал то, что он постоянно ходит в нашу квартиру тем, что в ней живет проститутка, с которой он якобы проводит воспитательную работу. Но в проститутки записал не Галку, с которой он проводил эту саму работу работу весьма специфическим образом, а … а…

-          Кого? – переспросил я.

-          Меня.

-          Тебя?!!!

Повидавший на своем веку всякого, сознаюсь, даже я не ожидал такого поворота руля.

-          Меня. – повторила Верочка и заморгала - То есть каждый раз, когда мы вызывали участкового, он исправно составлял акт о занятии проституцией или как там его. Только не на Галку он составлял эти акты. От Галки он акты по-лу-чал. Или лучше сказать, они их осуществляли совместными усилиями. Но мне от этого не легче. Потому что я теперь вроде как представительница древнейшей профессии. Со всеми вытекающими из нее последствиями. И за что? За что, спрашивается?

-          Да уж… – сказал я обалдело. – Спрашивать за что? разумеется, глупо. Хуже того: бесперспективно. Было б за что – расстреляли бы. А вот что делать? -  об этом надо помозговать. К сожалению, Верочка, бывают в жизни ситуации, в которых сидеть сложа руки, как мы привыкли, нельзя. Пускать клевету на самотек все равно что пускать на самотек воду из батареи. Надо отмываться.

-          Вот и жена участкового говорит, надо отмываться. Надо то надо, а как? – сказала Верочка очень печально и безнадежно. – И главное – даже не знаешь в чем отмываться, чем, где и с какого места начать!

-          Надо будет поговорить с Колиным братом, – сообразил я. – Они там в КГБ рыцари без страха и упрека, вьются, соколы, орлами, и над милицией,  и над судьями, и всей прочим нашим пейзажем, который им сверху как на ладони, а если надо – то и в когтях, и в клюве, так что не бойся, родная. Вася что нибудь придумает. Как никак не чужие.

И подмигнул ободряюще.

Однако придумать Васе оказалось не так то просто. Он выслушал Верочку чрезвычайно серьезно, записал все ее данные и обещал разобраться. Примерно через неделю Василий пригласил нас в Колину комнату и доложил результаты. Дело было безнадежное. На Верочку были составлены четырнадцать протоколов о занятии сексуальным промыслом и торговлей своим телом  на протяжении полутора лет. По всем бумагам выходило, что она матерая проститутка со стажем и опытом.

-          Все, что я могу сделать, - сказал Вася – это остановить составление дальнейших протоколов и организовать перевод этого мудака участкового в другой микрорайон. Доказать юридически, что ты, Вера, не занималась торговлей телом очень сложно, потому что тому есть по крайней мере шестнадцать свидетелей с подписями и именами. Включая мужчин, которые с тобой спали. Если мы будем говорить что все акты подложные, то это будет клевета на работу милиции, и они всем министерством встанут за себя горой. А если начать тебя отмывать на высшем уровне, то в процессе этого умывания до того измажем тебя в дерьме, и на работе, и дома, и где бы то ни было, что, даже если тебя отмоем, от запаха вони уж точно тебе будет до смерти не избавиться, а ведь нюхать его тебе.

-          Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать – бодро встрял я. – Ты Вася, помозгуй.

-           Легко сказать помозгуй. У меня самого похожие проблемы из-за мудака брата были, который… в общем бросил на меня пятно, которое смыть невозможно, потому что оно родимое, – сказал Вася, понизив голос и помрачнев. - Уж для себя я бы постарался, из кожи бы вылез, как ты думаешь? Ан нет ! Все без толку. И ведь что поразительно: чем больше дерьмо с себя стираешь, тем ярче оно сияет! Так что мой тебе совет: живи, Верочка, как жила. Через пару лет, если не будет новых протоколов – а что их больше не будет, я ручаюсь, даже если ты будешь с утра до вечера ябаться в Европейской гостиннице; не будет! – рявкнул он вдруг решительно и стукнул по столу кулаком (“И кстати, советую тебе над своим иммунитетом, который мы над тобой раскрыли, как зонтик, подумать. Потому что данные у тебя богатые, терять уже нечего  а приобрести можно много” - тут Вася загадочно подмигнул, но было это позже, примерно через полгода и после пары стаканов), закроют на тебя дело, и ты будешь числиться перевоспитанной. И такой же морально устойчивой, как и все мы.

Так Верочка стала проституткой. До конца отмыться от клейма легкого поведения ей все-таки не удалось, потому что по университету даже спустя много лет полазли туманные слухи о ее прошлом и настоящем. Но после того, как древнейшая профессия согласно опросу общественного мнения среди молодежи стала самой популярной в стране среди девочек (а для мальчиков, соответственно, рекетир) то есть заняла примерно такое же место в иерархии престижа, как за двадцать лет до этого киноактриса (а для мальчиков, соответственно, космонавт), борьба за чистоту от клейма потеряла всякий смысл. Это клеймо вдруг стало своей противоположностью, а именно знаком приобщения к Сонму, бороться с  причастностью к которому было бы так же нелепо, как если бы Элизабет Тейлор на склоне лет вдруг начала отрицать что в молодости была кинозвездой.

 

Галкина же судьба, в противоположность Верочкиной, сложилась совершенно блестяще. После нескольких лет работы по женской специальности исключительно на дому, она переместилась в рестораны, потом в гостинницы Асторию и Англетер, где трудилась исключительно успешно до тех пор, пока не вышла замуж за француза, которой – надо же случиться такому везению! – кроме того, что был французом, оказался к тому же еще и мультимиллионером, со всеми типичными для них виллами, персональными самолетоми и яхтами. Так что Галка теперь живет в Ницце, называет себя Галой, и о своем легкоповеденческом прошлом вспоминает с ностальгией. В отличие от порядочной Верочки

 

============================================================

 

Новелла Как Верочка Стала Секретаршей Легкого Поведения является одной из главок романа-летописи Юрия Магаршака БЕРЛОГА, который можно прочесть на этом сайте от начала и до конца