Как было неоднократно отмечено, искусство тоталитарных режимов: Гитлеровской Германии и Советской России – имело между собой много общего [1]. Тому, что в взаимодействии науки и власти в тоталитарных Гитлеровской Германии и Сталинском СССР также было на удивление много общего, должного внимания уделено не было. И совершенно напрасно. Потому что сходство в обращении с Законами Природы и Истиной в Третьем Рейхе и в Третьем Риме проливает свет на закономерности, присущие любой диктатуре.

В соответствии с тоталитарной доктриной, государство обязано активно вмешиваться во все - включая науку. Но любой контроль над научными разработками – всего лишь контроль, путь даже самый суровый – Великим Диктаторам представляется недостаточным. Они пытаются и пытались влиять на не только на человека, но и на все живое [2], и на законы природы [3], и даже на устройство вселенной [4], считая, что не Диктатор зависит от мира, а мир от Диктатора. И это не преувеличение, не гипербола, не шутка в духе Орвела или Свифта. Это исторический факт. 

            На небезызвестной сессии ВАСХНИЛ, организованной под покровительством Сталина, генетика была названа лженаукой и заклеймлена как классово и идеологически чуждая. Но главным для Сталина – во имя чего он и затеял всю эту революцию в биологии – думается, были не гены как таковые. Главное для Сталина было то, что на природу – в том числе живую природу – человек мог с помощью “прогрессивной науки” влиять самым кардинальнейшим образом. То есть не только на то, как растет пшеница или живет человек, а на пшеницу и человека как биологический вид. Под воздействием Партии Большевиков (по мнению “народного академика” Лысенко, правой руки Трофима Денисовича Презента и их соратников-единодумцев) можно создавать виды живых существ, в частности вывести новые, невиданные ранее сорта злаков и породы коров. Не с помощью естественного или искусственного отбора, а создавая условий жизни, которые никогда не имеют места в природе (что-то вроде Соловков для всего живого). Например, прививая черенки груши к яблоне, скрещивая их не генетически (упаси “бог которого нет”), а на уровне всего организма, можно – по утверждению Сталинских селекционеров – вывести дерево будущего: яблогрушу, а дергая вымя коров тысячи раз в сутки днем и ночью заставить копытное резко повысить удойность “под все усиливающимся упорным воздействием” [5]: в результате этой “прогрессивной научной методики” было обещано вывести новую порода скота, не имеющую аналогов в стойлах капитализма. Но новые, невиданные коровы и злаки – это только начало грандиозной программы преобразования всего живого: под неуклонным, упорным и каждодневным воздействием – по убеждению Гения Всех Времен и Народов и его клевретов с учеными степенями – будет меняться и сам человек. Не только в социальном или классовом смысле, но и биологически: став новым видом, который прекратит скрещиваться со “старым”. В самом деле: а почему бы и нет? Если большевики столь преуспели в создании нового человека (как называли в тридцатые и сороковые верных Ленинцев-Сталинцев) по всей стране, то почему бы не попытаться пойти еще дальше: создать новый тип людей, являющийся новым биологическим видом (то есть не скрещивающимся с классово чуждым, буржуазным, отживающим человеком), отличающимся от homo sapiens тем, что является еще более передовым, сидящим на еще более высокой ветке на дереве эволюции, чем человек разумный [6]. Такие революционные идеи высказывал, в частности, Презент, бывший до того, как объединиться с Лысенко, профессором Ленинградского университета [7].  А вот цитата из книги Половой Вопрос в условиях советской общественности, являвшейся катехизисом взаимоотношения полов в Советском союзе [8]: “Половое влечение к классово враждебному, морально противному, бесчестному объекту является таким же извращением, как и половое влечение человека к крокодилу, к орангутангу”. 

Столь же рьяно, как с генетикой и вообще с биологией, сталинцы хотели расправиться с физикой. Но не смогли, ибо (по слухам) Курчатов поставил Сталина перед выбором: или объявление квантовой механики и теории относительности лженауками, либо атомная бомба. Сталин выбрал бомбу. Которая (к счастью для отечественной физики) была успешно взорвана с первого раза. Согласно воспоминаниям очевидцев,  убедившись, что испытание ядерного оружия прошло успешно и атомный гриб украсил отечественные небеса, Берия сказал создавшим бомбу ученым: Если б она не взорвалась, произошло бы большое несчастье. Под несчастьем Лаврентий Павлович, несомненно, имел в виду судьбы физиков, над бомбой работавших. В том, что при этом столь же рьяно и кардинально разделались бы с самой физикой, физикой как наукой (в отношении разгрома которой разгоревшаяся было компания была приостановлена по команде Свыше) не приходится сомневаться.  

Влияние Гитлера на науку в Германии было не менее кардинальным, чем Сталинское в Советском Союзе. Оба Великих Диктатора обращали свой всемогущий взор на наиболее всеобъемлющие дисциплины – прежде всего физику и биологию. Сходство между сиамскими антиподами в том, какие науки они осчастливливали своим вниманием, было предопределено местом Вождя в вселенной и мире, каковым они его понимали: ну в самом деле, стоит ли размениваться на какие нибудь фонетику или дифференциальное исчисление? Даже у географии, ограниченной земной поверхностью, всего лишь планетарный размах, величия фюреров недостойный. Как и Сталин, Гитлер задумывался о создании нового человека [9] (сверхчеловека в нацисткой терминологии). Но способ для этого в Германии предлагался не такой, как в Советском Союзе: не выведение нового человека путем создания экстремальных условий жизни при его жизни, а последовательная селекция родителей, позволяющая получить в каждом следующем поколении все более совершенные особи. Эти отличия диктовались в первую очередь различием идеологий: национальной в Германии, интернациональной в СССР. Евгеника под чутким руководством Национал-Социалистической рабочей партии Германии (в названии которой слова рабочая в Советском Союзе пропускали во избежание нежелательных ассоциаций с Российской Социал-демократической Рабочей Партией) процветала. Неизвестно, каких высот достигли бы гитлеровцы в создании сверхчеловека арийской национальности, просуществуй Третий Рейх если не тысячу, то хотя семьдесят лет (как Советский Союз).  В этом случае была бы возможность сравнить, кто более преуспел в создании нового человека: национализм или интернационализм. Поскольку социал-националисты вели Германию к национальному счастью всего двенадцать лет – в шесть раз более короткий срок, чем интернациональное счастье, которое строили большевики на подвластной им шестой части суши  – чья тоталитарная биология была истиннее и эффективнее [10]: сталинская или гитлеровская –  остается только вечно догадываться.

            Другим полем пристального внимания гитлеровцев была физика. Не следует забывать, что физика, созданная в Германии – это величайшие научные достижения XX века. И вот: и теория относительности, и квантовая механика фашистами объявляется “еврейской физикой” и “еврейской наукой”. Таким образом, законы природы приобретали национальность, завися от того, кто открыл их – вот уж воистину сверхчеловеческое достижение мысли! Какую же подлинно национальную физику предлагал Гитлер взамен еврейской физики? Земля – по убеждению Гитлера – была полая. Под Землю (минуя поверхность планеты, непосредственно внутрь) шли живущие в космосе суперлюди, чтобы породить суперрасы, состоящие из суперлюдей.  "Великаны, миллионы лет назад жившие в мире, были подобны богам. Человеческая, гуманистическая, иудео-христианская цивилизация безнадежно ничтожна. Это цивилизация деградации. Мы приближаемся к другой эпохе. Земля снова увидит великанов". Приведенная выше цитата не фантазия автора и не отрывок из Кафки или Эдгара По. Это зафиксированное документально понимание Фюрером Немецкого Народа (вслед за “великим” Гербигером, являвшимся в противоположность Эйнштейну чистокровным арийцем) устройство мира. Которое, глядя из века 21, представляется настолько нелепым и пародийным, что кажется невероятным, что в него могли верить повелители Германии, образованнейшей страны. Но тем, кто жил в третьем Райхе – включая величайших ученых – было совсем не до смеха.

            В результате орудования национал-социалистов немецкая наука, являвшаяся вплоть до прихода Гитлера во многих ключевых областях – в частности в физике и математике – лучшей в мире, была загублена. Настолько что, несмотря на энергичные меры, предпринимаемые правительством ФРГ, и колоссальную финансовую поддержку, после второй мировой войны число нобелевских лауреатов Германии по сравнению с США было и остается ничтожным. Столь же катастрофичным было влияние Сталина на генетику и молекулярную биологию. Находившаяся в тридцатые годы на самых передовых рубежах, биология в СССР была отброшена на десятилетия – и если быть честными в оценке, никогда лидирующих позиций к мире себе не вернула несмотря на все предпринимавшиеся позднее усилия. Возрождение уничтоженных научных школ (вопреки распространенному убеждению: прикажем и народятся, поддержим – и вперед вырвутся) почти так же невозможно, как возвращение к жизни вымерших видов животных или растений.

Лысенковщина продолжала считаться главной “сельскохозяйственной наукой” при Хрущеве, пережив Сталина. Однако в других областях знаний – таких как физика и математика – положение было совершенно иным. То, что идеологического разгрома физики в сталинском СССР не произошло – чудо, сродни чудесному спасению Пскова от Ивана Грозного. В результате стратегического указания Сталина не громить физику [11], эта фундаментальная область науки, влияющая на множество других областей, уцелела.  Более того: благодаря примату физики и математики в научном мировоззрении (физики в почете – лирики в загоне, теоретик выше экспериментатора) Советская Наука достигла не только огромных высот, но и и приобрела характерный стиль, по которому работы отечественных ученых всех школ можно сразу узнать. Наука в СССР второй половины двадцатого века по совокупности, как говорится на круг, по праву расценивалась как вторая в мире – более чем почетное место! Кризис российской науки наступил одновременно с распадом СССР – то есть при переходе от тоталитаризма к демократии. Но причины это были, разумеется, уже совершенно иными, к тоталитаризму как таковому отношения не имеющими.

Приведенные выше мысли, разумеется не исчерпывают проблему, а являются лишь своего рода конспектом темы, обозначенной в заголовке. Исследование которой тем более важно, что число тоталитарных режимов на нашей планете – равно как и число Диктаторов – по-прежнему велико и тенденции к уменьшению не обнаруживает.

Юрий Магаршак

Москва-Берлин