В то время, когда процессия, возглавляемая  Людовиком, следом за которым двигалась запряженная восьмеркой карета Единственного Брата Его Величества Анжуйского Герцога, окруженная мушкетерами де Тревиля, переданными под командование Кардиналу, направлялась вдоль Сены от Люксембургского Дворца к Лувру, разразилась ужасающая гроза с громами и молниями, разывавшими небо на несоединимые части. От которых, казалось, можно было лишиться слуха и зрения, если не закрыть очи и не заткнуть уши. Что король, будучи человеком религиозным а стало быть суеверным, и сделал. Вернувшись в окружающую реальность не раньше, чем лакей настолько угодливо, что угодливей не бывает, сообщил, стараясь бы услышанным но в то же время не потревожить: "Мы в Лувре, Ваше Величество".

Вернувшись в реальность, Король собственноножно (термин, обыкновенно применяемый только в отношении рук) и величавее, чем даже в иные дни, поднялся по лестнице, направляясь в свои покои. Не сомневаясь в том что о том, как и где расположить в Лувре дофина, Кардинал позаботился.

Однако ни в оружейном зале (созданном королем Генрихом для устрашения подданных), ни в зеркальной выходившей на двор роскошнейшей галерее Покоя Людовику не было.

Оружейный зал старого Лувра, с которого через полвека была скопирована оружейная комната в Hampton Court Английского Короля 

 

За балконом, двери на который были распахнуты, по-прежнему бушевала гроза. Которая чуткому к явленьям природы потомку одиннадцати королей Франции не давала покоя. Само собой разумеется, возбужденное состоянии духа монарха порождала не только стихия природы, но и стихия происходившего с Ним. Представьте себе, что Вам стало достоверно известно, что ваша жена и ваш родной брат наняли профессиональных убийц, которым приказано Вас отравить и зарезать. В каком состоянии духа Вы были бы после этого?

Каждая из указанны двух причин была более, чем достаточной, для ускорение биения Королевского сердца. Когда же они действовали на него вместе, молодой Повелитель ощутил себя совсем уже не в себе.

Пугавшее Людовика одиночество было прервано посланным кардиналом пажом в возрасте между мальчиком и подростком, родовую фамилию которого он приблизительно помнил: Рошфор, а может быть Рокфор. Принесшим написанную чьим-то каллиграфическим почерком манускрипт, который Кардинал настоятельно просил короля передать королеве. Требуя внимательно изучить, после чего заставить заговорщицу на жизнь Супруга поставить Её Августейшую Подпись. С добавлением звания (королева Франции Анна) и даты.

Раздумывая, не пойти ли ему к Королеве-супруге (как рекомендовал Кардинал) или же не ходить, к тому же подстегиваемый светопреставлением, готовым, казалось, смести Лувр с лица Парижа, Повелитель французов со свойственной ему меланхолией то решался, то не решался. Однако в конце концов, решившись поговорить и прихватив с собой камердинера, которому вручил манускрипт в футляре из кожи, к нему приложенном, пошел к апартаментам супруги. В которых в последний раз был уже и не помнил когда.

- А в самом деле, почему бы и не пойти к королеве в грозу? Гроза в этом случае будет дополнительным устрашением. А кроме того, и мне самому будет не так страшно, как в одиночестве – подумал Король. Оглядываясь на камердинера, и делая ему знак, чтоб больше, чем на три шага, не отставал.

У входа в апартаменты Анны Австрийской стояла стража, одетая в форму тайной полиции Кардинала.  Строгость, которую в Лувре и применительно к Королеве – если б она не стала реальностью – мягкосердечный от природы Король вряд ли могли бы вообразить.

Поприветствовав вытянувшихся во фрунт при появлении Повелителя гренадеров-кавалергардов, карауливших вход на половину жены, король постучал в двери, которые через мгновение приоткрылись.

- Не докладывайте о нас – приказал Луи миловидному личику фрейлины, появившемуся в проёме.  После чего державным, но в то же время бесшумным шагом направился к гинекеям. Которые, как во всякой семье, должны была быть их общей с женою спальней. Но которую Людовик не отдавая себе отчет почему именно, избегал.

То что предстало королевскому взору через мгновение, его поразило. На августейшей кровати, которая была предназначена для королевской четы, тесно прижавшись друг к другу лежали два голубка. В которых король поднеся к лицам счастливо обнявшихся данный ему камердинером канделябр, с удивлением распознал супругу и её лучшую и единственную подругу герцогиню Шеврез. Которых – наверное по наивности - подозревал в чем угодно, но только не в интимности отношений.

Некоторое время Людовик стоял у изголовья влюбленных красавиц молча, проникаясь умилительностью и одновременно ужасом сцены. Которая, если бы её в этот момент наблюдал Веронезе, Тициан или Рубенс, была бы изумительно обессмертвлена.

Примерно через минуту мерцания свечек, а может быть, и дыхание камердинера, который, держа данный ему футляр одновременно с канделябром, не знал, куда не умея становиться невидимым спрятаться, разбудили влюбленных. Одна из которых – жена, она же и Королева – как девочка на материнской груди, до этого сладко посапывала, прижавшись  к возлюбленной.  Однако же, одновременно протерев глазки, красавицы так же единовременно уставились на короля, возвратившись к реальности произнеся АХ! После чего наступила немая сцена. Прерванная искусительным шепотом Де Шеврез, прославленным во всех будуарах Франции:

- Идите к нам, Ваше Величество. Соизвольте Августейше лечь между нами.  Можете не снимать панталоны с камзолом – они с Вас сами сползут.

Остолбеневший от искусительной наглости, король помотал головой, словно сбрасывая с нее хмель. После чего, сняв Королевскую Шляпу, отвесил троекратный испанский поклон. Воссел в стоявшее у камина кресло. После чего, положив ногу на ногу, начал покачивать левой ногой, которая оказалась вверху.

Красавицы тревожно переглянулись. Герцогиня Де Роган шепнула на ушко что-то королеве-подружке. После чего два прекрасных и голых, как до грехопадения Ева, женские тела одновременно появились из под Королевского Ложа с обеих сторон алькова и, нежно мурлыкая, направились к королю. А подойдя на расстояние вытянутого колена, стали его ласкать.

- Зайчик ты наш драгоценный – нашептывая герцогиня Шеврез, и сладостность её голоска заставила образованного короля вспомнить о пенье Сирен, искушавших спутников Одиссея – Две голые женщины, целующие, ласкающие и отдающиеся – это же счастье мужчины, которое ты, мой дорогой Король, единственный из твоих предков начиная с Святого Людовика никогда не испытывал. Раскрой ротик, я поцелую тебя язычком так, чтобы наши сначала два, а потом три языка встретились в Святая Святых Франции – в Вашем, Ваше Величество, рту... А теперь позвольте мне поцеловать самую Главную Детородную часть Франции, Ваше Величество так, как никто во Франции целовать её не умеет. В то время, как вторая пара прекрасных губ будут ласкать сосочки Вашей Августейшей Груди, а четыре прекрасных руки обнимать Вас со всех сторон, как шестирукая богиня Индии Кали шестью руками не может, а в Европе неспособны даже вообразить! Вы счастливы, Ваше Величество? Вижу что счастливы. Закройте глаза, сейчас Вам будет как никогда усладительно.

- А громы? А молнии? – прошептал король, забывший, что Он Король.

- Природа, услышав Вас и заботясь о нас, усиливает наслаждение Святой Троицы Франции во Главе с Её Божеством, делая совсем уже невообразимо волшебным – шептал чарующий голос. – Не вижу но чувствую, что Вы с каждой минутой все больше готовы ввести Нефритовый Стержень Франции, который лаская сжимаю, в Святая Святых женщины, которых пред Вами два. Входите же, дерзновенный. Сначала в меня, потом в Анну, потом снова в меня, потом снова в жену. Не в силах определить даже, когда Вы находитесь в котором раю которой из Нас. Да это от Вас определять и не требуется. Бог троицу любит - и Вы возлюбили!

- Раздался гром, перекрывая который король закричал.

- Ну вот и прекрасно, наше Величество. Одежда с Вас, как я и обещала, сползла. Идемте приляжем.

После чего Троица, состоявшая из двух женщин и одной не женщины, переместились к Августейшей Кровати. На которой Король, не соображая, где он и кто он, забылся и растворился.

- Как только Вы пожелаете, Ваше Величество, можно и повторить - произнесла богиня Любви в тот самый миг, когда король вновь стал способен понимать речь. - Нам только ещё одной женщины не хватает. Смотрите: эти картины под названием Камасутра подарил мне индийский продавец пряностей. В индийской любви людей, богинь и богов паре влюбленных помощницами являются две полногрудые феи. Создающие Вселенную Наслаждений дополнительной к любящим мужчине и женщине парой тел. Но для европейцев, какими мы с Вами являемся, счастье обладание двумя женщинами уже Рай. Дремлите, Ваше Величество, в наших объятьях. А как только очнетесь и пожелаете, может продолжить в тысяче вариантов.

- Немедленно прекратите! – королевским голосом, почти не слышимым во время очередного раската грома, повелел Людовик. – Господин Эдмонд ла Шене, извольте одеть меня.

- Вконец растерявшийся камердинер поставив канделябр на столик и положив рядом с ним вверенный ему свернутый манускрипт, начал изящно собирать королевское одеяние, разметанное по всему полу, а собрав, ловко приодел короля. Красавицы, по-прежнему голые, как сговорившись, синхронно и симметрично попробовали было опять обнять короля, и взялись было его теребить за самые главные части, но Людовик объятия отстранил.

- Теперь, королеву оденьте – приказал король камердинеру.

- Простите, Ваше Величество, я специалист только по одеванию Вас. Одевать и раздевать женщин не пробовал.

- В таком случае вам этому предстоит научиться. Ваше Величество королева, сами одеться можете?

- Не знаю, не пробовала, Ваше Величество.

- Так сделайте это с помощью Герцогини. Если она умеет.

- Ваше приказание будет исполнено, Ваше Величество, как только смогу. Но может быть, позовем для этого фрейлин, ответственных за одеяние Королевы?

- Ни в коем случае. Одевайтесь своими силами.

Поскольку на женщину в 17-ом веке можно было смотреть, либо когда она совершенно одета, либо когда она совершенно раздета, прошло не менее получаса, прежде чем королева оказалась облачена в королевские платья настолько, что на нее можно было взглянуть. В то время, как герцогиня оставалась одетой ню. То есть абсолютно раздетой.

- А теперь садитесь за стол, королевствующая супруга. Прочтите бумагу, которую Вы обязаны подписать. А после того, как подпишете, и поклянетесь перед Господом Богом на этом Королевском Кресте, сможете быть свободны. Но ни мгновением раньше.

Слегка озадаченная королева села за ломберный столик и с все возрастающим изумлением прочитала:

 

 "Я Король Франции Людовик XIII желаю и повелеваю, чтобы мадам Сеннесе мне отдавала отчет о всех письмах, которые королева будет отсылать и которые должны запечатываться в ее присутствии. Я желаю также, чтобы Филандр, первая фрейлина королевы, отдавала мне отчет о всех случаях, когда королева будет что-либо писать, и устроила так, чтобы это не происходило без ее ведома, поскольку в ее ведении находятся письменные принадлежности".

Королева Франции Анна Австрийская. 14-ого числа июля месяца года 1626ого от Рождества Спасителя Нашего Иисуса Христа

Остолбеневшая от чтения этих строк не верившая своим глазам королева не сразу пришла в себя. 

- Так что же, отныне я буду находится под наблюдением моих фрейлин?

- Не только фрейлин, но и других приставленных к Вам Королём дам и господ.

- У меня, Королевы Франции, не будет даже бумаги, чернил и пера, чтобы я могла собственноручно написать что-то?

- После того, как Вы, дорогая супруга, устроили заговор на мою жизнь, этой возможности Вы будете пожизненно лишены.

- А что, если я не соглашусь с требуемым – как я уверена – не Вами, а Кардиналом?

- В таком случае Вы будете находиться под домашним арестом. При первом же неповиновении мне по любому поводу сосланы. А в случае организации еще одного заговора окажетесь на эшафоте.

Королева внимательно посмотрела на находившегося в состоянии ярости короля. И, не говоря более ни словечка, поставила свою подпись.

- А теперь, Королева Франции - точнее, пока Королева - поцелуйте вот этот крест, клянясь, что более не организуете заговоров. А также и в том, что условия подписанных Вами запретов будете неукоснительно выполнять.

Королева что-то пробормотала так, что разобрать смысл невнятно произнесенного было немыслимо. Но, встав на колено, взасос поцеловала золотой крест Короля.

- Мы, Король Франции, Вашей покорностью, или как-бы покорностью, королева Анна, в настоящее время удовлетворены. На этом прощаюсь. Вам дозволяется исполнять королевские обязанности в присутствии кого бы то ни было в полном объеме. Что же касается Вашей подруги, которая, как я понимаю, самовольно вернулась из ссылки...

- Самоволовка, Ваша Величество. Уж такая я самовольщица, что ничего с этим невозможно поделать

- Ссылаю Вас, герцогиня, повторно. Не в милую Вам в Лотарингию, из которой Вы самовольно вернулись, а в Пуату.

- Слушаюсь, Ваше величество. Когда отправляться в ссылку в Вашу непролазную глушь?

- Немедленно.

- Неужели мне не позволено будет даже одеться?

- Какая Вы, право игрунья. Пожалуй, что не позволю. Дорогой Эдмонд де ла Шене, позовите команду фрейлин. Всех, которые как я замечаю подслушивают и подсматривают. Повелев от Моего Имени прихватить какую-нибудь рогожу или ковер, в который укутают герцогиню. Которую в таком виде кавалергарды отнесут до полицейской кареты.

Сколько прошло времени в точности неизвестно, известно только, что гроза стала ослабевать. Людовик немного поверженный, но восстановивший величие и присутствие духа, внимательно перечитал подписанный Королевой Франции манускрипт. Который вложил в данный Кардиналом футляр. И вышел из своего будуара, следуя за телом выносимой из Лувра завернутой в гобелен, как явившейся перед Цезарем завернутой в ковер Клеопатры, Первой Искусительницы Европы. Перед выходом на всеобщее обозрение не забыв приказать первой фрейлине королевы Де Филандер унести перо и чернила, поместив (вместе со всеми бумагами, чистыми и заполненными написанными словами) под замок, ключ от которого ей было строжайше приказано Государыне никогда не давать.

 

    

подружки Истории человечества: cлева герцогиня Шеврез, справа Анна Австрийская