рубенсиада

 

Открытие галереи деяний Марии Медичи являлось частью праздненств во славу бракосочетания английского короля Карла с дочерью хозяйки Люксембургского Дворца Генриеттой Марией. До этого заказанные четырьмя годами ранее Рубенсу королевой матерью 24 картины никто в Париже не видел. Аналогия с тем, что потолка Сикстинской Капеллы никто не видел в течение пяти лет, пока Микеланджело работал над фресками, не более каноничными, чем Страшый Суд в главном зале католицизма, в котором происходят избрания Пап, на котором голые тела настолько раздражали взоры Святейших, что их были вынуждены одеть, очевидна.

Гений Фландрии Рубенс достиг своей - той же, что и у Микеланджело - цели совершенно иначе, чем гений Италии. В то время, как потолок в Ватиканском Дворце Папа мог - если б художник позволил – увидеть, когда пожелает, картины для Анны Австрийской Рубенс создавал и хранил в своем доме за границами Франции - в Антверпене. Разница в технике исполнения – в одном случае фреска, которую с потолка не снимешь, в другом работы маслом, которые нетрудно было переносить. А выполненные на дереве шедевры было безопаснее, чем изображенные на холстах, перевозить в каретах не свернутыми. В XVII веке немаловажное преимущество техники, излюбленной Рубенсом, который возил созданные им картины, многие из которых были гигантскими, по всей Европе.

В том, чтобы не показывать цикл до завершения всей работы королеве, кардиналу, епископам, "серому преосвященству" Жозефу и главам Католической Лиги де Гизам, Рубенс был прозорливо прав. В сравнении с тем, что предстало взорам королевской семьи, кардинала и знати во время празднования августейшего брака, голые тела на Страшном Суде Микеланджело, оскорблявшие взоры прелатов церкви своей искусительной наготой, казались - и по сей день кажутся - иконами средневековья, проповедовавшими целибат.

 

Картины Апофеоза Анны Рубенс с тремя прибывшими с ним из  Амстердама помощниками (которых он называл аспирантами) в глубокой тайне развесил в зале, для которого они создавались. Длинном и узком, напоминающим галерею для прохода куда-то больше, чем помещение для созерцания живописи. Поэтому некоторые картины оказывались высотой в пятиметровые окна, а шириной в метр – соответственно проемам меж окон. Закрепляя на стенах закрытыми холстинами прямо из карет, в которых привезены. Так что увидеть их до официального открытия Галереи никто не мог.

Открытие выставки, обставленное в виде бала в честь богини Минервы – покровительницы Анны Австрийской, для римлян являвшейся Богиней-Покровительницей мудрости и Войны, аналогичной Афине у греков и идентифицированной с ней – было обставлено пышно, как никакой другой бал в Париже последних лет, в котором было балов как грязи. Точнее, больше, чем грязи. Тем более, что открытие галереи апофеоза Марии Медичи считалось одновременно открытием Люксембургского дворца. Являющегося гордостью Парижа на протяжении последующих вот уже трех веков. В тот момент еще недостроенного, но уже впечатляющего даже в сравнении с Лувром.

Первое слово – само собой разумеется – перед тем, как двери в галерею Апофеоза лакеи раскрыли, было предоставлено королю. В восторженных тонах отозвавшемуся о матери, которую (не будем забывать этого) вернул из ссылки, в кою она была сослана им же, четыре года назад.

Затем слово был предоставлено хозяйке дворца. Которая с присущей ей скромностью – точнее с как бы присущей ей скромностью – сказала, что она не более чем заказчика гениального цикла, прославляющего Генриха Наваррского и её ^[1], исполнителем которого явился Великий Рубенс. Увековечив на века их обоих!

Затем дали выступить Рубенсу. Который произнес (насколько известно три века спустя после произнесения им цитируемых по свидетельствам современников слов) следующее.

- У человека пять органов чувств, даренных Нам Создателем: зрение, слух, осязание, обоняние и вкус во рту. Которые в искусстве, создаваемом человеком, оторваны друг от друга. Сегодня мы попытаемся восполнить этот пробел. В то время, как Вы, высокочтимые дамы и господа, будете смотреть картины глазами и давать моей работе самую взыскательную оценку, которую где-либо когда-либо давали кто-либо, для Вас будет играть оркестр Короля Франции с 24 скрипками и клавесином, привезенным мною из Амстердама, услаждая высокочтимые уши. Вы сможете вдыхать запах роз, привезенных с Средиземного Моря, усладив при лицезрении триумфа Анны Австрийской, обоняние, даруемое через нос. Вы сможете касаться друг друга руками и веерами, используя преимущества осязания. Но наряду со всем восхитительным этим я предоставляю Вам возможность в сочетании с зрением, слухом, обонянием и осязанием испытать вкусовые ощущения, достойные Франции и ее Короля.

При этих словах лакеи внесли на подносах хрустальные бокалы и рюмки, наполненные напитками благородных цветов.

- В бокалах, которые Вы, мадам-мусье, взяли в свои высокочтимые руки, шампанское. Напиток, изобретенный в Шампани, стремительно стал особенно популярным в Англии, бракосочетание с королем которой сегодня мы празднуем. Выпьем за Англию и со вчерашнего дня её королеву Генриетту-Марию!

После завершения этой тирады наступила пауза, во время которой Королева мать, король, единственный брат Короля, королева Англии, Ришелье, Бекингем и все приглашенные опорожнили взятый каждым с подноса бокал. После чего шепот, прошелестевший, как ветер, одобрил выпитое. 

- А теперь, высокочтимые дамы и господа, давайте испробуем напиток, сделанный в графстве Шаранта дистилляцией по голландскому методу, которую как житель Испанских Нидерландов я представлю, символизирующему нерушимую дружбу Франции с Нидерландами, и называемому Коньяк – по имени города, в котором придуман и создан. Вы будете первыми из европейских дворов, которые испробуют действие коньяка на себе, подобно тому, как Адонис был первым из смертных, вкусившим нектара. Нравится? Восхитительно? Потрясает? В таком случае повторим. Шампанское – за Генриетту-Марию, коньяк – за Супруга французской принцессы Короля Англии! Что? Восхитительно? В таком случае выпьем в третий последний до открытия апофеоза Анны Австрийской раз. За королеву Англии Генриетту-Марию и представляющего жениха-короля Англии при заключении брака по доверенности перед Господом Богом герцога Бекингема!

К концу речи художника публика, еще не увидев полотен, заметно повеселела. И выступления кардинала, Анны Австрийской, Бекингема и единственно брата короля слушала не настолько внимательно. С нетерпением ожидая, когда закончится церемония и они наконец смогут увидеть апофеоз Анны Австрийской воочию, а не в рассказах о Нём.

И вот, когда ценители искусства были должным образом подготовлены душою и состоянием головы к тому, что предстояло увидеть, золоченые двери открылись, и, следом за королевской семьей, в галерею стали входить приглашенные гости от принцев крови до графов, способных проследить свою родословную не позднее, чем со времен Святого Людовика. А также деканы факультетов Парижского университета, приглашенные (впервые в истории Франции - неслыханный шаг к равенству всех сословий) на открытие галереи в присутствии Короля. Но, чтобы не мнили себя равными аристократам с родословной и титулами, без жен. А также без разрешения носить на мантиях драгоценные и полудрагоценные камни. 

Великолепно одетая публика растеклась по галерее парижского дворца Медичи, как пролитая из чаши вода по полу церкви, чтобы увидеть Апофеоз Королевы, немного покачиваясь. Хотя по воспоминаниям очевидцев, в этот великий день покачивались стены Парижа, а не Двор Короля. Который изобилие голой плоти, мужской и женской, если бы они были трезвы, наверняка возмутило бы, если не внутренне, то напоказ. Особенно это касалось набожных (или якобы набожных) королев Анны Австрийской и Марии Медичи, которые после кончины мужей (Генриха Наваррского и Луи Тринадцатого соответственно), проводили ночи (как официально считалась) одна с Кончино Кончини, вторая с Кардиналом Мазарини, в молитвах и только в них. Но, поскольку шампанское и коньяк разносить не переставали, апофеоз королевы Анны и её нежно любимого мужа Генриха восхитил и потряс.

Хотя, как вскоре увидим, не всех. Возможно по той причине, что не все выпили всё, что было предложено выпить, до донышка. 

  

============

^[1] Убитого - некстати напомним - на следующий день после того, как Анна Австрийская была коронована мужем с правом (если тот на войне, на которую отправлялся, погибнет) являться регентом до совершеннолетия сына. Так что на следующий день после убийства мужа, к которому она якобы (или не якобы) непричастна, и через день после коронования им себя Анна Австрийская стала правителем Франции. При покровительстве (как следует из картин Рубенса) богов Рима и Греции, в которых христианин не должен верить, от Щедрости и Справедливости до Юпитера и Сатурна. Которые, подобно Гераклу, возносят Генриха Наваррского, заколотого не заговорщиком, а фанатиком, на Олимп, даруя Бессмертие. 

 

Иоанна Австрийская, великая герцогиня Тосканская, мать Марии Медичи (фр. Jeanne d’Autriche (1547—1578) Grande-Duchesse de Toscane, mère de Marie de Médicis), 247×116 см.	Мария Медичи в образе Минервы (фр. Marie de Médicis (1573—1642) en reine triomphante), 276×149 см.	Франческо I Медичи великий герцог Тосканы, отец Марии Медичи (фр. François Ier de Médicis (1541—1587) Grand-Duc de Toscane, père de Marie de Médicis et fils de Côme Ier), 247×116 см.

 

 4 представление портрета