Кардинал Р. и герцог Б.

​8 апреля 1625 года. Вторник

Апрель

Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
	1	2	3	4	5	6
7	8	9	10	11	12	13
14	15	16	17	18	19	20
21	22	23	24	25	26	27
28	29	30

 

 

 

 

После обычной молитвы (которую Ришелье отправлял в часовне, общаясь с Богом один на один) первыми на прием к Кардиналу явились Епископы Реймса, Вердена Руана и Авиньона. Коллективный незапланированный приход Отцов Французской Церкви являлся явлением необычным. Свидетельствовавшим либо о непредвиденной финансовой катастрофе, либо об экстраординарном событии, охватившем Францию в целом. Которыми в последние десятилетия были эпидемии, бунты, порождавшая голод засуха и нападение внешних врагов. Но ничего более! Однако на этот раз причиной коллективного прихода епископов было нечто иное. Чего ранее не бывало.

Святые отцы испрашивали приказания или же указания, что делать с прихожанами, которые не ходят в церковь. Веруют не так, как велит Рим. А некоторые и вовсе не веруют. Причем последних с каждым месяцем становится все больше и больше.

В прежние времена с еретиками поступали просто и эффективно: пытали, а тех, кто не каялся, сжигали, вешали или же (казнь для благородных) голову отрубали. Однако со времени Нантского Эдикта убивать и пытать еретиков запретили. И даже лупить. А если не бить, не пытать, и не убивать, что делать с этой заразой? – спрашивали епископы, с надеждой взирая на Кардинала.

- Лучший способ избавиться от ереси и неверия жить праведно и проповедовать убедительно – после длительного размышления, во время которого он по обыкновению смотрел на огонь в камине, так что посетители не могли видеть его лицо. – Франции нужны активные и законопослушные подданные из всех сословий. А как именно они веруют – личное дело каждого. Попытки вести себя с ними иначе неизменно заканчивались плачевно. Вспомним Варфоломеевскую Ночь. Которая пока я жив, во Франции не повторится.

- Епископы послушно кивали митрами, но ответом, видимо, были не удовлетворены.

- Мы будем следовать Вашей директиве, Ваше высокопреосвященство- произнес епископ Руана. - Однако нам, если позволите, хотелось бы уточнить.

Договорить фразу ему не удалось, так как в кабинет-зал в Пале-Рояли (в то время принадлежавшим Кардиналу) без вызова вошел секретарь. Что было нарушением правил и происходило только в исключительных случаях.

- В приемной Герцог Бекингем, Ваше Высокопреосвященство.

- Кто? – изумленно спросил кардинал, не веря своим ушам.

- Первый министр правительства его Величества короля Англии и Шотландии Карла Герцог Бекингем.

- Вот так внезапно? Не уведомив предварительно? Нагрянул в Париж совсем как два года назад нагрянул в Мадрид?! – от удивления кардинал не сразу заметил, что говорит вслух. Но тотчас взял себя в руки. – Святые отцы, я должен попросить прощения, у меня аудиенция, не позволяющая отлагательства. Но главное по интересующей Вас проблеме я высказал. Общая директива дана. Действуйте соответственно.

- Кардиналы удалились, двигаясь к двери спиной вперед. И вышли аккуратненько друг за другом, так словно и на спинах у них были Глаза.

-  Впустить герцога – приказал Ришелье, и замер, придав лицу непроницаемо-вежливое выражение.

В кабинет-зал вошел – точнее влетел – громадный мужчина, костюм, шляпа и сапоги которого были покрыты дорожной пылью. В котором узнать самого знаменитого щеголя всей Европы можно было с очень большим трудом.

- Я прямо с коня, Ваше высокопреосвященство. Галопом от Лондона до Парижа с перерывом на плавание по Ла-Маншу – и к Вам.

- Весьма польщен, Герцог. Но в чем причина такой поспешности?

- В Англии новый король и очень горячие подданные. Нужно создать новый порядок с преемственностью от старого и без потрясений на бунты как можно скорее.

- В чем будет заключаться новый порядок Англии?

- Прежде чем я отвечу, позвольте присесть и выпить бокал вина. Красного, если не возражаете.

- Конечно, герцог. Простите, что не успел предложить.

- За союз наших великих стран! В которых при всех различиях, общим является главное: веротерпимость. В Англии владычествуют протестанты, но католикам и Иаков Первый, и Карл Первый предоставляли возможность веровать, как им представляется правильным. Во Франции со времен Генриха Четвертого Нантского Эдикта, то же – с той только разницей что то же наоборот: властвуют католики, терпимые к протестантам. Насколько мы в Англии понимаем, Вы, Ваше высокопреосвященство, являетесь веротерпимым в том смысле, что устраивать новые Варфоломеевские ночи не намерены. Правильно ли мы понимаем?

- Грубо говоря да.

- Для Вас с королем Людовиком, как и для меня с королем Карлом, главное – единство государства. Предоставление возможности у Вас французам, у нас Англичанам жить в безопасности и создавать то, что они могут. В сравнении с интересами наших стран вера важна, но отходит на второй план. При этом ни Вы, ни Карл не могут объявить об этом во всеуслышание: Вы в силу своего сана, молодой король Англии помятуя о судьбе бабки и о пороховом заговоре против позавчера похороненного отца. Эти принципы никогда в Христианском Мире не главенствовали начиная с императора Феодосия, сделавшего христианство религией Римской Империи, с одновременным запретом всех других вер. Принцип Испанских и Австрийских Габсбургов также абсолютно отличен от Вашего с королем Людовиком и моего с Карлом: инквизиция и чистота веры для габсбургов превыше всего. Для того, чтобы показать не на словах а на деле, что Англия и Франция – при всех различиях – страны стоящие на общих принципах я прискакал, чтобы незамедлительно заключить брак между королем Англии Карлом и сестрой короля Франции Людовика Генриеттой-Марией. Протестантом и католичкой. Бесплодные переговоры о котором ведутся уже пять лет. Для того, чтобы подчеркнуть единство английских и французских принципов, которые ни Вы, ни мы не может открыто провозгласить, но браком провозгласятся де факто. Давайте заключим договор об этом браке, сидя напротив друг друга, оговорив самое главное, не вдаваясь в разделяющие нас детали. Которые утрясем после свадьбы Генриетты-Марии и Чарльза. Остальное покажет жизнь.

- Вы мне нравитесь, Герцог. Ваш стиль и Ваша откровенность мне по душе.

- А  мне ваша мудрость, мосье Кардинал, тоже чрезвычайно мила – надеюсь что таким выражением симпатии я не обидел Вас. При этом отлично знаю, что Вы хитрейший политический лис и постараетесь обвести меня вокруг пальца. Поверьте, я тоже не такой простофиля, каким кажусь. Давайте проведем несколько дней напротив друг друга, без дипломатов и без посредников. Заключим соглашение с тем, чтобы приблизительно через месяц я прибыл в Париж с официальным визитом, на котором буду на бракосочетании по доверенности представлять моего короля. После чего как можно пышнее, в сопровождении сотен французских и английских придворных, с балами и музыкой, поедем в Кале, оттуда поплывем в Англию, а в Лондоне заключим брак. Но теперь, если не возражаете, я хотел бы немного вздремнуть, если Ваше Высокопреосвященство представит мне соответствующие апартаменты. За это время, кстати, подоспеет карета с моим соответствующим моему положению одеянием, дарами от короля королю и всем прочим необходимым для представительства Главы Британского Кабинета. После чего я готов встретиться с Повелителем Франции. Но главное – наши переговоры как первых министров наших великих держав. С глазу на глаз.

- Вы мне нравитесь, герцог. Апартаменты Вам будут немедленно предоставлены. Что же касается встречи с королем Франции – у меня есть прагматичное предложение. Сегодня вечером состоится бал в честь 475-летия Парижского университета. На который приглашены деканы всех факультетов Латинского Квартала. Приветствовать профессоров будет Король. Вот тут то мы Вас королю и представим. А также его окружению. Хотя многие – особенно дамы – помнят Ваш прошлый визит в Париж два года назад. Который был столь же стремителен, как и этот.

Покрытый слоем пыли, а местами и грязью гость обнял кардинала. И, следуя за камердинером его Высокопреосвященства, удалился в выделенный ему покой.

 

После обеда Ришелье собирался по обыкновению немного вздремнуть, однако это не удалось сделать по той причине, что к нему явился аббат. Взволнованный, как никогда ранее не бывало.

- Простите Ваше высокопреосвященство если помешал трапезе, но произошло нечто сверхэкстраординаторное. Следуя эдикту Его Величества, гвардейцам, которыми Вы доверили руководить мне, было дано указание задерживать дуэлянтов. Они и попытались сделать это сегодня днем. Обнаружив четырех дворян скрестившими шпаги, трех в форме мушкетеров Его Величества, и одного дворянина, на службе, по-видимому, не состоящего. Однако вместо того, чтобы подчиниться стражам Закона, мушкетеры, которых поддержал шпагой человек в штатском, стали сопротивляться тем, кто по Вашему повелению должен был задержать их. В результате четыре гвардейца кардинала убиты. Один к счастью остался жив. И может узнать преступников.

- Какая жуть! Немедленно пошлите за Де Тревилем. И приведите его - не сюда в Пале Рояль, а в Лувр, к королю. К которому я немедленно направляюсь.

Приблизительно через четверть часа Капитан Мушкетеров склонив вместо поклона голову, после чего горделиво ее распрямил, предстал перед молодым Королем.

- Господин де Тревиль – произнес Людовик сурово – как мне доложили вчера три мушкетера Вашего полка, застигнутые в момент дуэли с невыясненным дворянином, убили четырех гвардейцев, которые выполняли мой указ о запрете дуэлей. За нарушение которого полагалось наказание дуэлянтов смертью.  

- Мне это известно, Ваше величество.

- Надеюсь, Вы поможете с помощью оставшегося в живых гвардейца его преосвященства, найти их?

- Я знаю эту великолепную, хотя и неукротимую троицу 

- Вы знаете имена этих убийц?

- Атос, Портос и Арамис, Ваше величество. Но они дворяне, а не убийцы.

- То есть как это не убийцы? Убили четырех человек, являющихся представителями Власти, и не убийцы?

- Мушкетеры Вашего Величества выполняют миссию поддержания порядка в Париже. Который имеют право на свое усмотрение наводить. Включая право на убийство простолюдинов.

- Но один из убитых ими гвардейцев его высокопреосвященства кардинала – Беранжу – был дворянином.

- Знаю. В таком случае фехтование с ним надо рассматривать, как дуэль.

- Дуэль? C представителем Власти?

- Каждый мушкетер является представителем власти, Ваше величество. Круглые сутки семь дней в неделю.

- Но Бернажу, служа мне, был убит Вашими слугами мне.

- Бернажу Ваше Величество все равно полагалось бы быть убитым согласно Вашему указу как дуэлянту.

- Не испытывайте мое терпение остроумием, капитан. Как же Вы поступили с Вашими головорезами?  Как их имена, Вы сказали?

- Атос, Портос и Арамис.

- И как же Вы их наказали? Арестом? Гауптвахтой? Разжалованием?

- Я выразил троице своё восхищение и благодарность. А герцог де Гиз, являющийся лидером католической лиги, вручил каждому по золотой табакерке.

- При чем тут де Гиз?

- Герцог является гарантом дворянских прав, Ваше Величество. Включая право на защиту чести с мечом в руках и права на убийство простолюдина, дарованным на веки вечные дворянам Франции Ричардом Львиное Сердце.

- А позовите как этих трех убийц, которых де Гиз и Вы возвели в герои, вашего полка сюда.

Де Тревиль поклонился склонением головы. Вышел. И через мгновение в кабинет-зале Короля Франции появились три великолепных красавца в форме. И еще один, такой же красивый, в штатском.

- Господа мушкетеры. У меня к Вам один вопрос. Что вы сделали после того, как убили гвардейцев его преосвящянства, который выполняли свой долг и мой указ?

- Доложили нашему капитану. После чего пошли в апартаменты Атоса, в которых осушили четыре бутылки бургундского, закусывая паштетом из дичи. - с предельной расслабленностью сообщил Портос.

- С ума сойти можно. А это что за молодой человек с вами?

- Наш новый друг по имени д’Артаньян. С которым у нас и была дуэль.

- Трое на одного?

- Никак нет, Ваше Величество, у троих в очередности была дуэль с д'Артаньяном. Мы бились бы с ним до тех пор, пока он бы оставался в живых. 

- Но он не мушкетер?

- Пока нет, Ваше Величество. Но как только Вы прикажете, немедленно им станет.

- Вот что, господа убийцы. Которые делают вид, что не ведают, что творят. Немедленно отправляйтесь в Бастилию.

- Мушкетеров короля в Бастилию? – с негодованием вскричал де Тревиль. Которому кровь ударила в голову до такой степени, что стала красной, как мак.

- Именно так. Оценивая Ваше благородство, господа мушкетеры, дозволяю Вам явиться в Бастилию к коменданту без сопровождения, самостоятельно. Где скажете, что по приказу короля Вас велено заключить в камеры.

- А можно в одну камеру поместить всех троих? – спросил Портос, еле сдерживаясь, чтобы оставаться серьезным.

- Разрешаю. Всех троих в одну камеру.

- А можно и я с ними – раздался голос стоявшего в один ряд с мушкетерами дворянина.

- Можно. Как Ваше имя?

- Д’Артаньян. Шевалье д’Артаньян.

- Всех четверых в одну камеру до вынесения приговора. Писать и читать разрешается, пить – нет. А Вам, де Тревиль, выношу порицание. Я положу конец бесчинствам моих солдат под Вашим началом Идите.

- Три мушкетера, де Тревиль и д’Артаньян откозыряли шпагами и направились к двери.

- Стойте. Сначала вы, четверо, разоружитесь. Поставьте Ваши шпаги к стене, а кинжалы и пистолеты, если они у вас имеются, положите на этот стол. А теперь прочь с глаз моих.

Великолепная пятерка исчезла.

- Ну и что будем делать с такими моими слугами, Кардинал?

- Будем воплощать Ваши законы в жизнь, Ваше величество.  Мягко, но неуклонно.

 

На бал посвященный четырехсот семидесяти пятилетию Парижского университета были приглашены деканы всех колледжей, но без жен. Что долженствовало показать превосходство дворянства (разодетого так ярко, что в глазах рябило) над профессурой. И не столь раздражало придворных дам, которые и без того присутствием на королевском балу им не равных были раздражены до предела.

Король произнес приветственную речь, с обещанием создать еще лучшие, чем когда-либо, условия для занятия науками, философией, теологией и медициной. После которой появление Бекингема произвело абсолютный фурор среди дам. Герцог якобы невзначай, танцуя, разбрасывал по полу жемчуг. Который собирали лакеи и клали себе в карманы. На зависть придворным дамам и кавалерам. Которым унизиться до того, чтобы за драгоценностями ползать по паркету, не позволял статус.

Во время одного из танцев Людовик заметил одиноко стоявшего Гиза. И вспомнив, что он являлся апологетом убийств без приговора суда, подозвал герцога.  

- Мне нужно поговорить с Вами, герцог. Пойдемте в оранжерею.

Сев у фонтана за мраморный столик, король спросил.

- Ответьте мне, герцог, за что Вы наградили трех мушкетеров, убивших выполнявших свой долг для исполнения моего указа гвардейцев его высокопреосвященства?

- Я никому не обязан отвечать, сир, даже Вам. И никому не обязан давать объяснения моим поступкам. Однако, поскольку считаю, что это полезно для Франции, отвечу. Эдикты кардинала нарушают священный порядок, установленный богом. Частью которого является право дворянина и рыцаря на приведение в покорность и послушание простолюдинов. Если при этом требуется побить кулаками и палками – то битием, которое определяет сознание. Если для этого потребуется убийство простолюдина – то и убить.

- А Вы уверены, что порядок, при котором у дворянина есть право безнаказанного убийства, казни, телесного наказания - от бога?

- Абсолютно уверен, Ваше величество. Потому что если у черни не будет страха, она выйдет из-под контроля и станет убивать нас. Да так жестоко, что в сравнении с этим смерть от кнута или палки покажется игрой на лютне.

К сожалению для Вашего убеждения и Вашей католической лиги, Герцог, приходят новые времена.

- Бесспорно. Но сожалеть о том, что эти новые времена наступают, буду не я, и не мои единомышленники-католики, а те, кто эти новые времена насаждает.

- Вы угрожаете мне?

- Пока нет, Ваше величество. Пока я только предостерегаю и предупреждаю. 

Вот так закончился этот бурный для кардинала и короля день. Но не для Бекингема и королевы. Для которых ночь была от завершения далека. Она еще только лишь начиналась