О ПОЛЬЗЕ НЕЗНАНИЯ

ЖУРНАЛ «ЗНАНИЕ-СИЛА», №3, 2007, стр. 34-40

Всегда кто-то и что-то знает не то, что все.
Неужели все не знают одного и того же?
Андрей Битов

 
Я знаю, что ничего не знаю.
Платон устами Сократа
или Сократ устами Платона
 

С тех пор как Френсис Бэкон изрек: «IpsaScientiaPotestasEst» («KnowledgeItselfIsPower»), что на наш язык переводится еще более кратко и афористично: «Знание — сила», процессу познания ежедневно воскуряется фимиам. Сказать что-либо критическое в адрес познания — не какой-то его ветви, а познания в целом, как такового — стало опасным, грозящим остракизмом в цивилизованном обществе. Почти как во времена инквизиции — ересь. И никто не скажет: «О святая простота!» или «Прости их, ибо не ведают, что глаголят». Никакое чистосердечное признание и раскаяние не облегчит участь еретика Истины. 

Знание превратилось в религию. А во времена легендарные, которые хорошо помнят все, кому за тридцать, и вовсе заменило ее. Не случайно институты физики и биохимии, ангары синхрофазотронов, штольни межконтинентальных ракет и даже дельфинарии научно-исследовательских институтов назывались высоким именем «храм». По крайней мере, при социализме их так и называли. И правильно делали: в храмах науки происходит священнодействие, недоступное непосвященным. Ими являются даже те, кто сидит в соседней комнате. И даже за соседним столом. А в случае особо секретного научного священнодействия — и сам священнодействующий. Он ведь тоже смутно понимает, чем занимается и надо ли это кому-нибудь.
 

В наш век, когда святого на Земле с каждым днем все меньше, святость непонимания, быть может, последнее, что осталось святого у грешного населения Земли. Пространство под женской юбкой, еще каких_то сто лет назад считавшееся святая святых, превратилось в общественное достояние, как и сама юбка. Священное право королей властвовать подданными вызывает у подданных не благоговение, а кривую усмешку. На этом фонетаинство знаний — любых, независимо от их природы и приложения — выглядит

весьма облагораживающе.
 

Впрочем, прославление знания началось задолго до лорда Бэкона. И даже до того афинского вечера, когда Сократ в разговоре с учениками сообщил им, что мудрость — это добродетель. А что есть мудрость без знания? А может, поклонение мудрости началось еще тысячелетием раньше? Но что для нас тысяча лет, если мы все равно не помним, кто правил раньше — Навуходоносор или Ашшурбанипал — и на сколько десятилетий или тысячелетий? И все же не вызывает сомнения, что Соломон Мудрый опередил Платона в своем преклонении перед мудростью. Так и изрек: «Тот, кто преумножает познание, преумножает скорбь». В сочетании с другим афоризмом мудрейшего из пророков — «Веселись, юноша, в дни юности твоей, покуда не пришли годы, о которых скажешь: нет мне радости в них» — это, логически рассуждая, вроде бы призывает юношу заниматься чем угодно, только не подготовкой к экзаменам. Ибо одно из двух: либо радуйся и не занимайся преумножением скорби, либо скорби, готовясь к очередной
сессии, но не то и другое.

Хоть тысячулет думай над сочетанием двух изречений, не поймешь, как совместить преумножение знаний с радостью бытия. За истекшие три с лишним тысячи лет интерпретаторы и последователи царя мудрецов об этом не очень задумывались. А зря. В наш век не останавливающегося ни на секунду прогресса вольнодумец, славящий незнание, рискует оказаться один_одинешенек. Можно предлагать многоженство, однополые браки, но призывать к незнанию нельзя. Тем кощунственнее — и вместе с тем революционнее и дерзновеннее —

будет звучать мой тихий призыв.
 

Что же такого крамольного я собираюсь сказать?

Знание — далеко не всегда сила.
Точнее, почти никогда. Гораздо чаще
оно — слабость. И чем дальше, тем больше.

Но прежде всего я не хотел бы, чтобы меня правильно поняли. Точнее, чтобы парадоксальному утверждению был придан глобальный смысл. Утверждая, что Незнание - Сила, я говорю не всю правду, а только часть правды.  

 
Я не призываю школьников получать двойки, не знать, кто автор романа Шолохова «Тихий Дон»,а в ответ на просьбу учителя выучить наконец, чему равен синус тридцати градусов, громогласно оповестить, потрясая этой статьей, что его права гражданина и человека ущемлены. Я не восклицаю: «Любите ли вы незнание, как люблю его я?!» Напротив, я хотел бы, чтобы, уяснив для себя силу незнания, племя младое стало учиться еще напористее и эффективнее. Констатация факта, что незнание — сила, может быть, даже более страшная, чем
красота, — это не призыв к невежеству. Невежество — не незнание, а сопротивление знаниям, как таковым. И уж никак право на незнание не может служить оправданием антизнания, антинауки, лженауки и псевдонауки. 

О чем же речь в таком случае?
 

Когда человек испытывает жгучую жажду, скажем в пустыне, он думает лишь о том, чтобы напиться. Вся его активность направлена на то, чтобы найти пруд, колодец, лужу... Но едва он утолит жажду, появятся другие потребности. Он может подумать о консистенции напитка, который ему послал Бог. Мало_помалу он снова начнет отличать лимонад от нарзана и медовуху от виски с содовой. Он может вообще не думать о питии и найти себе другие предметы внимания. Однако если же тот самый человек окажется посреди наводнения, если вода затопила его дом и вот_вот покроет его с головой, проблема жажды вообще перестает быть проблемой. Пей сколько хочешь! Но ни моря, ни вышедшей из берегов речки не выпьешь.Нужно принимать совершенно иные меры, чтобы избавиться от половодья.
  

Вот так и знания. Лорд Бэкон изрек свой афоризм в совершенно иных условиях. Тогда написание каждой книги, как и ее переписка, требовало гигантских усилий. Каждую книгу достойно переплетали, понимая, что это непреходящая ценность. Каждую издавали на особой бумаге. Снимая манускрипт с полки, читатель уже испытывал к нему уважение независимо от того, что скрыто под переплетом. А сверх того и уважение к труду и искусству тех, кем она создана. И правильно делал. Для априорного уважения к письменной информации были
серьезные основания.

Не то теперь, когда каждый может настрочить пару-тройку килобайт, лениво шевеля пальцами по клавиатуре, одним движением мизинца перевести свой опус в каллиграфический шрифт, присовокупить пару-тройку фоток, стянутых из Интернета, а потом всю эту высокотехнологичную и прекрасно оформленную галиматью движением другого мизинца послать сотне тысяч человек. Когда, обращаясь по телевидению к сотне миллионов, можно при этом нести любую чушь. И в газетах можно публиковать что угодно — от прославления Гитлера до опровержения второго начала термодинамики. Нынче у нас условия совсем не те, в каких пришлось милордствовать сэру Френсису. Их можно назвать информационным половодьем. А афоризмы, как и законы природы, не абсолютны. Даже законы Ньютона и теория относительности Эйнштейна, даже высказывания Соломона Мудрого. Они верны лишь до тех пор, пока применимы к среде, в которой они справедливы.

Были времена, когда всякие знания следовало глотать жадно, как воду в пустыне. Сегодня так называемых знаний столь много, и они так назойливы, что от них впору отмахиваться, как от комаров в тайге. Какой информации надо избегать, а какой — жадно внимать? А если внимать, то до какой степени детализации и углубления? Какое незнание предпочтительнее знания? Где надо копать ту или иную делянку науки и на какой глубине остановиться, чтобы перейти нановое место? Вот чему должны учить в школах и институтах наряду с получением знаний, как таковых. Разве не очевидно?

 
В конце ХХ века мы незаметно пришли к ситуации, когда широта знаний в одном человеке стала казаться невозможной, а эрудиция становится чуть ли не синонимом поверхностности. Специалист, по доминирующему убеждению, должен быть только узким. Это крайне опасная тенденция. 

 
У образованного человека должно быть достаточно полное и адекватное понимание окружающего мира. В этой идеальной картине знания, добытые личным опытом, образуют ближайший ландшафт. Он плавно переходит в холмы окружающего культурного мира, а те в свою очередь — в далекие, но ясно различимые хребты отдаленных разделов науки и культуры, замыкающиеся общим для всех образованных людей горизонтом знаний. Сегодня общий горизонт потерян, и многие фрагменты этой картины заполняются мифологическим туманом.

 
Сейчас человеческий ум находится под воздействием чрезвычайно агрессивной и несбалансированной информации. В результате для каждого из нас главным становятся отбор и фильтрация информации вместо ее восприятия. Искусство фильтровать информацию стало, как минимум, столь же важным, как познание и созидание. Эта реальность, кардинально отличающаяся от таковой сто или пятьсот лет назад, вынуждает специалистов прятаться в зонах своих индивидуальных экспертиз, что замыкает людей внутри профессиональных групп с их узкими интересами. Искусственно затрудненный, намеренно жесткий контакт с миром внешним для замкнутых групп порождает цивилизацию, раздробленную на ниши сектантских идеологий. Этот путь меняет характер цивилизации. Она теряет логику развития. Происходит хаотическая смена доминирующих групп, имеющих диаметрально противоположное видение мира. Создание достаточно универсального базиса знаний, культурных и этических ценностей позволит противостоять сектантским тенденциям. В идеале это приведет к созданию общества, в котором позитивная деятельность отдельных групп в принципе может быть оценена остальными, а контакты между отдельными группами взаимно обогащают их и лишены конфронтации.

 
Однако у силы, заключенной в незнании, не только методологические и познавательные аспекты. Задумывались ли вы, что

ЗАДАЮЩИЙ ВОПРОС БЕРЕТ НА СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ОТВЕТ НА НЕГО

?

!

Поэтому,

прежде чем спросить что-либо, стоило бы трижды подумать:

а так ли уж нужен нам этот ответ?

Представьте себе на мгновение, что сбылась мечта гадавших всеми возможными способами — от карт до вглядывания в зеркала: вам стала известна ваша судьба. И что хорошего

обещает вам это знание? Да ничего! Скорее, напротив.
 

А как сладостно не знать, что через четыре дня начнется война. Или что через пять минут в ваш «Мерседес» врежется самосвал. Или что любимая женщина уйдет от вас через месяц, и вы ее никогда больше не увидите. О, незнание — великое благо!

 
Один великий мудрец мудрец сказал: события никогда не разворачиваются так, как мы того хотим или опасаемся. Господь одарил нас благом незнания. Как минимум — будущего. Поэтому возблагодарим же Его.

И не будем о грустном. Давайте вообразим, что мы — муха, ползущая по холсту с изображениемМоны Лизы. Мы можем потрогать каждую шероховатость, разглядеть каждый мазок, побегатьтуда_сюда, чтобы лучше увидеть картину... И много ли знания о прелести шедевра в целом мыполучим из знания каждой детали? Да нисколько!
 

Скажу более: если бы знание было чересчур детальным, многие научные законы не были бы открыты вовсе. Например, закон Ома, согласно которому ток пропорционален напряжению. Он верен только при строжайше прямолинейном проводнике без наведенных емкостей, при абсолютно постоянной температуре. Будь у Ома современное оборудование, измеряющее ток до пятого знака после запятой, он скорее всего никогда бы не открыл своего закона и не стал бы всемирно известным ОМОМ. Отсюда мораль: знай ровно столько, сколько тебе нужно. Не углубляйся в проблему более, чем тебе или заказчику требуется. А также:

не задавай лишних вопросов ближним и мирозданию. Ибо ответственность за ответы несешь ты и никто более.

А вот что поведал мне Петр АлексеевичНиколаев, заведующий кафедрой теории литературы филологического факультета Московского университета: «Были мы с поэтом Евгением Винокуровым в Бельгии, и Винокурова спросили: почему он не знает английского языка? А тот ответил:«Хороший поэт должен многое не знать».По-моему, это правильно. Перенасыщенность информацией губительна: только свободное от груза ненужных деталей сознание способно творить новое.»

 
Я же вспомнил, как поразили меня при посещении музея-квартиры Ахматовой (каморки, в которой Анна Андреевна жила последние годы) слова экскурсовода, что в последние годыжизни у величайшей русской поэтессы в личном владении было всего четыре книги. Может быть, поэту и впрямь не обязательно знать слишком много? Чтобы видеть то, чего не видят другие, видение должно быть очень избирательно.

 
Мой друг, гениальный — я убежден —живописец Б., на вопрос, как ему удается видеть мир столь великолепно расплывчатым и полным оптимистических красок при изображении дворов, подворотен, домов, которые уж точно не ласкают глаз, ответил: «Я просто снимаю очки. Цветовые пятна остаются, а их пакостное содержание исчезает».

Это ли не действующая модель построения мира безчетких границ путем превращения их в расплывчатые? Главное отличие живописи от графики — именно в отсутствии четких границ, а вовсе не в наполнении поверхностей цветом. Художник может быть графиком, даже если пишет маслом. Дюрер и в автопортретах, и на полотнах, со сверхчувственной четкостью изображающих растения, остается мастером линий. Мане — живописец даже в рисунках, сделанных карандашом. Сбитая резкость фотоаппарата часто куда информативнее, чем телеэкран с высоким разрешением. О распределении света и тени и говорить нечего. Но кто и когда думал об игре света и тени в пространстве знаний? Кого интересовала сбитая резкость в социологии или языкознании сквозь дымчатые очки?

Знание — столь же информация, сколь и энтропия. Призыв к увеличению знаний — без уточнения, каких именно, — не менее странен, чем призыв к увеличению энтропии. Радость по поводу непрерывного увеличения информации так же нелепа, как ликование в связи с увеличением хаоса.
 

Человеческий мозг работает не по Шеннону. После того как количество информации превысит некий барьер преобладать над узнаванием. После того как количество информации в СМИ, включая электронные, превысило некий барьер, она начала превращаться в свою противоположность — неинформацию.

Профессор А.Н. Леонтьев еще в 60_е годы проницательно сказал: 

избыток информации ведет к оскудению души.

Сергей Петрович Капица часто повторял эту фразу, считая не просто важной, а одним из краеугольных принципов научно-эмоционального мировоззрения.

Человеку XXI века нужно свободно ориентироваться во множестве знаний. Он должен как бы парить в их пространстве, выбирая в каждом случае оптимальную высоту, меру детализации, скорость перемещения, траекторию… Современная цивилизация форсирует неоднократную смену деятельности в течение жизни. Для этого необходима совершенно иная ее стратегия, и это — одна из важнейших характеристик общества грядущего века. Динамичная ориентация позволит человеку осознанно выстраивать свою траекторию жизни. А выбор ее становится так же важен, как индивидуальные знания и навыки сами по себе*.
  

И вот теперь, после всего сказанного и недосказанного, попробуем подвести итоги.
 

Знание — далеко не всегда сила.

Точнее, почти никогда. Гораздо чаще знание — слабость.

И чем дальше, тем больше.

Если уж выбирать в наши дни, что является силой — знание или незнание,

 я, безусловно, отдал бы предпочтение последнему.
 

Право не знать — одно из фундаментальных прав человека. Которое в
цивилизованном обществе еще более неотъемлемо, чем свобода слова и
право собраний. Право не знать — такая же неотъемлемая часть жизни, как
право дышать.

 
От непонимания того, какая могучая сила — незнание, мы лишаемся права на наше незнание. Причем совершенно безропотно.
 

Забвение (забывание) — такая же неотъемлемая часть сознания, как и познание. Ибо если бы не оно, человек был бы раздавлен тяжестью знаний, которые ему не нужны.
 

Контроль за траекторией познания, его скоростью и высотой, баланс между глубиной и широтой, знанием и незнанием — суть любой умственной деятельности. Траектория познания даже более важна, чем познание, как таковое.
  

«Хочу не знать!» — вопль человечества в океане информации. И неотделимой от нее дезинформации.

 
Ненужная информация — это антизнание. Реклама — двигатель регресса. Плохая книга хуже ее отсутствия.
 

Процесс познания — не священная корова. Если информации — море, знания в этом море — пустыня. Ибо от знания до знания в море знаний, как от оазиса до оазиса, сегодня надоидти и идти.

 
Знания должны скорее напоминать икебану, чем луг. Преумножающий знания берет на себя страшный риск: преумножить не мудрость и даже не только скорбь. Если познание происходит не целенаправленно и не из бирательно, оно не увеличивает, а уменьшает количество знаний.

Господи! Даруй мне счастье познать все, что мне надо знать, мудрость не знать того, что мне знать не надо, и защиту, чтобы знания, которые мне не нужны, не могли проникать в мою голову.
 

Если можешь не знать — не знай, и прежде чем вдаваться в детали, трижды подумай, нужны ли тебе они. 

Ибо по природе своей

ЗНАНИЕ — СЛАБОСТЬ.

Knowledge Itself Is Weakness.

«Ipsa Scientia Impotentas Est».

Ю. Магаршакжурнал «ЗНАНИЕ-СИЛА», №3, стр. 34-40

2007 год